По опустевшим изодранным улицам ветер гонял мусор и обрывки одежды и газет. Пыль еще не улеглась, и всё словно было нечётким, нереальным. Насколько можно вообще осознать произошедшее? Можно ли считать эту победу Пирровой, если учесть что город в руинах, и страшно подумать, сколько людей всё же погибло? Со временем, конечно, все смирятся, выработается, выплавится в часах размышлений какая-то точка зрения, но и это мало успокаивает. Сегодня всё понимание мира, то, как они представляли его раньше, тоже осталось в руинах, и им предстоит выстраивать его вновь. Ему тоже предстоит.
Брюс оказывался в подобной ситуации не раз и не два, очнувшись от своего очередного приступа зелёной ярости, видел вокруг лишь разрушение и страх. Сегодня не он был причиной, сегодня он играл на стороне хороших парней, но разве это оправдывает всё то, что он творил раньше, и то, что может натворить в будущем?
Он сидел на ступеньках лестницы в очередных рваных штанах, и ему было холодно. Под ногами лежали мелкие камешки от раскрошившегося от ударов поребрика, и он подбирал и бросал их вперёд, наблюдая, как они катятся по дороге. Слабое солнце, с трудом пробивающееся сквозь пыль, и не светило, и не грело, но под ноги ему всё же упала тень. Бэннер поднял голову, чтобы встретиться взглядом с человеком, который казался уставшим и тоже явно не был рад.
Первые секунды он молчал, а потом вновь оглянулся вокруг.
- Будут они нас благодарить или проклинать, Стив? Я сам выпустил сегодня… того парня, и ему-то точно понравилось. Можно спокойнее, аккуратнее, но зачем, если так весело всё крушить и ломать?
Брюс звучал сейчас как расстроенный отец отпетого школьного хулигана, которому сам подарил рогатку на день рождения, и теперь вся округа стонет из-за разбитых окон.
- Что теперь? Можно расходиться по домам?
Сам Брюс подозревал, что он собирается делать - бежать подальше, как обычно, прятаться там, где меньше людей, где особо нечего портить, где хватит самоконтроля, чтобы зелёный "малыш" вообще не высовывался.